Вадим Панов

Искажение

Третья глава

МАКАМ VI. НИКТО

INGRESSO

Древние учат, что в начале было Зло.

Оно извергло из себя Хаос и Тьму, сокрушительный союз которых обратил понятие Зла в материю.

Тёмная материя, питаемая благодатью Ша, породила планеты и звёзды. И жизнь, ибо Древним угодно было развлекаться. Долгое время Вселенная пребывала в изысканной стабильности Зла, удовлетворяя прихоти Древних и сочиняя столь чудовищные мерзости, что даже звёзды гасли от страха и отвращения. Но потом жизнь осмелилась сомневаться в Первородстве греха, пытаясь противопоставить абсолютному закону Тьмы гнилой свет. Жалкие существа, живущие так мало, что Древние давно перестали засорять память названиями видов, осмелились пойти против судьбы и утверждать, что Первородные не были первыми, а Древние – творцами. Жалкие существа умирали страшной смертью, обвинённые в ереси отрицания Зла, но продолжали задавать вопросы: как получилось, что сотворившие Вселенную Древние не научились преодолевать гигантские расстояния? Почему не управляют Проклятой Звездой, а только живут на ней? И почему убивают тех, кто задаёт вопросы?

Если ты первый, то должен быть много выше чужих сомнений.

Ведь если убиваешь, значит, боишься.

Если создал, значит, не можешь не знать, как это работает.

А Древние не знали. Не могли ответить на вопросы, и для них перемещения между планетами являлись чудом, доступным исключительно избранным. А точнее – одному-единственному избранному, равному всем, но знающему чуть больше, беспощадному, но умному Безликому, владельцу планеты Аммердау.

Никто, кроме него, не познал тайны якобы созданной Древними Вселенной так глубоко, чтобы научиться путешествовать между мирами. Подобно Проклятой Звезде, но значительно быстрее. Никто, кроме него, не был способен на чудо, которое увидели жители Земли ранним утром 17 июня 1908 года.

В тот день чудо приняло облик огненного шара, стремительно летящего на северо-запад и постепенно снижающегося. Шар захлёбывался энергией Ша, сжигал ею воздух, пространство, даже время и заставлял дрожать основы мироздания, возмущённые наглым вторжением в непоколебимую вечность Вселенной. Безграмотные обитатели Земли рыдали, глядя на него, молились или бежали, не зная, что шар был не телом, но его следом, росчерком, проведённым к Земле от Аммердау, отражением того, чему лишь предстояло случиться…

Шар взорвался.

Проткнул Вселенную иглой пытливого ума и лопнул, встряхнув как следует планету и напугав нахальный День ещё одним доказательством величия Древних. Шар взорвался, рассеяв невидимый огонь Ша по Земле и заставив её сиять, подобно ёлочной игрушке. Шар взорвался, превратив росчерк в путь, и никто не заметил, как из сияния грандиозного взрыва медленно выплыл другой шар – чёрного мрамора, который медленно долетел до гиперборейской дачи Шаба и опустился в ста шагах от парадного крыльца.

Утвердившись, мраморный шар распался на две половинки, которые тут же растаяли в чёрном дыму, словно камень, хранивший пассажиров во время удивительного путешествия, не выдержал встречи с Землёй. А когда дым рассеялся, стоящий на крыльце Шаб широко улыбнулся и крикнул:

– Далеко же ты забрался, брат мой!

Приветствуя Безликого и его свиту.

PUNTO

«Особенное удивление вызывает тот факт, что подавляющая часть земной фауны не имеет представления об Отражении. Я изумлён, ибо на Аммердау День и Отражение давно составили реальность, сплетённую из настоящего и неосуществимого, в которой нет тайн, а есть лишь неизведанное. Мир Аммердау определённо полный, насыщенный и развивается, опираясь на весь существующий опыт и знания.

Почему Земля избрала другой путь? Ведь очевидно, что чарующее разнообразие местной фауны должно было привести к появлению необыкновенно интересной цивилизации, опережающей в своём развитии всю Вселенную… Но этого не произошло.

Я расспрашивал, но Первородные уклоняются от прямых ответов. А вопросы им неприятны.

Полагаю, дело заключается в том, что День Земли необычно силён и успешно противостоял напору Древних. Я не знаю, как это возможно, но другого объяснения у меня нет.

Местная фауна не считает Отражение частью мира, не видит Знаки, верит исключительно в науку и свободную волю. С одной стороны, это делает неспособную к невозможному фауну безропотными рабами в руках баалов и принципалов, с другой – мне непривычно видеть высших Отражения без положенного блеска и почестей, которые им обязаны оказывать…»

В тот день они стояли рядом, и случайность их прикосновения казалась абсолютной. Ведь что может быть естественнее короткой встречи в аэропорту? Два рейса из разных городов прибыли в одно время, а багаж поместили на одну ленту. Но немного задержали разгрузку, образовалась толпа, и двое мужчин оказались рядом.

Случайность.

Но кто верит, что в мире осталось место случаю?

Кто ещё верит в отсутствие предопределения?

Что же касается мужчин, они совсем не походили друг на друга.

Иннокентий Кросс отличался нездоровой полнотой, которая наросла на широком костяке и превратила обычного здоровяка с мощным, спортивным сложением в гиганта с огромным телом, руками-лапами и тумбообразными ногами. Он напоминал профессионального штангиста, дорвавшегося до бабушкиных пирожков, но ещё сохранившего живость движений. Стояло жаркое лето, поэтому Иннокентий выбрал льняной костюм, светлые туфли, белую сорочку и шляпу. Внимательный наблюдатель мог бы удивиться тому, что столь массивный человек не потеет – на спине, груди и под мышками отсутствовали характерные влажные следы, но где в аэропорту внимательные наблюдатели? Разве что полицейские с таможенниками, а у них претензии к толстяку отсутствовали.

Что же касается Фёдора Горелова, то он являл собой полную противоположность Иннокентию: худой, невысокий, жилистый, с мелкими чертами лица. В одежде предпочитал свободный стиль – джинсы, кеды, футболка, но при этом держал в руке кофр с костюмом, то есть умел одеваться официально.

Время шло, багаж не привозили, люди начали возмущённо переговариваться, а эти двое стояли не шевелясь, взирая на происходящее то ли спокойно, то ли равнодушно. И очевидное хладнокровие делало их исключительно похожими.

– В командировку? – поинтересовался Фёдор, не поворачивая голову.

– Почему вы так решили? – Иннокентий тоже продолжил рассматривать неподвижную ленту, даже не покосившись в сторону неожиданного собеседника. Впрочем, просто покоситься не получилось бы: низенький Горелов стоял прямо под нависающей «скалой» массивного тела, и, чтобы его разглядеть, Кроссу пришлось бы наклониться.

– Вы не торопитесь, – объяснил Фёдор.

– Вы наблюдательный, – одобрительно кивнул толстяк.

– Просто угадал.

– Зачем?

Прямой вопрос требовал прямого ответа, и Горелов не стал врать:

– Захотелось поговорить.

– Я не очень хороший собеседник, – с едва заметным сожалением произнёс Иннокентий. – Темы, которые меня интересуют, могут показаться необычными, неприличными или непонятными.

– Что за темы?

Кросс помолчал, затем вытащил из кармана пиджака чёрную записную книжку, полистал её и предложил:

– К примеру, в последнее время меня занимает вопрос: почему волколаки, вервольфы и прочие оборотни теряют способность говорить? Ведь все исследователи указывают, что при трансформации голосовые связки остаются на месте.